Каждая страница этого сборника – ценный документ. Это и свидетельства бывших заложников, переживших кошмар в Театральном центре на Дубровке. И результаты судебно-медицинских экспертиз, и постановления об отказе в возбуждении уголовных дел – бумаги, остававшиеся до поры до времени тайной за семью печатями.
Составители книги уверены – все имеют право знать правду о «Норд-Осте». Все, кто хочет ее знать.
«ПОСЛЕ ТЕРАКТОВ ЛЮДИ ОСТАЮТСЯ НАЕДИНЕ С СОБОЙ»
— Было желание привлечь внимание к трагедии. К проблеме тех, кто пострадал от терактов, — раскрывает главную идею доклада «Норд-Ост». Неоконченное расследование…» Светлана Губарева. Карагандинка, потерявшая во время теракта на Дубровке 13-летнюю дочь и жениха.
Светлана Николаевна – одна из составителей книги. Над сбором и обработкой огромного количества информации работали семь человек. Все – члены региональной общественной организации «Норд-Ост».
— Людей, пострадавших от терактов – я сейчас не только о «Норд-Осте» – много, начиная с 1995 (захват заложников в Буденовске) официально признаны потерпевшими более 15000 человек, — говорит Светлана Губарева. – После случившегося они остаются наедине с собой. Сейчас это самая большая проблема. Мало кто знает, например, о таком факте. После взрыва домов в 1999 году до сегодняшнего дня не могут захоронить 12 погибших. 96 фрагментов человеческих тел находятся в Лианозовском трупохранилище семь лет, а чиновники ссылаются на то, что у государства нет денег на проведение анализов ДНК. Работа над докладом о расследовании теракта в «Норд-Осте» длилась ровно три с половиной года. Составители кропотливо собирали документы. Добывали копии официальных бумаг, снимали документы цифровым фотоаппаратом, просто переписывали от руки. Чтобы до мельчайших подробностей восстановить события тех страшных октябрьских дней.
Сначала доклад готовили для правозащитных организаций, выступающих с ежегодными сообщениями о правах человека в России.
— Потом, когда все получилось достаточно серьезно, подумали: остальные тоже должны это знать, — рассказывает Светлана Губарева. – И решили издать наш доклад отдельной книгой. Ее выпустили при финансовой поддержке «Фонда помощи жертвам террора». В Москве мы провели презентацию. Это даже вызвало некоторый ажиотаж в рядах чиновников. В прошлые выходные презентация прошла в Нижнем Новгороде, есть приглашения и в другие города России.
«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНЫЕ» ДОКУМЕНТЫ
Доклад состоит из пяти частей. Введение – «Отсутствие эффективных превентивных мер по борьбе с терроризмом». Непосредственно описание террористического акта и последующей спецоперации. «Невыполнение государством позитивных обязательств» – в этой главе составители, опираясь на документы, рассуждают о том, что сделали и, наоборот, не сделали власти для того, чтобы спасти заложников. Следующий раздел – «Общественное реагирование». И приложение, в которое вошел длинный перечень справок из уголовного дела, материалов СМИ.
В книгу вошли и постановления прокуратуры – между собой «нордостовцы» с горькой иронией называют их «судьбоносными» – об отказе в возбуждении двух уголовных дел. Одно — против спецслужб, организовавших штурм Театрального центра, обернувшегося гибелью 130 заложников. Второе – против медицинских работников, которые по тем или иным причинам не оказали необходимую помощь отравленным газом людям.
— Нас долго не подпускали к документам, — вспоминает Светлана Николаевна. – Выдвигали в качестве аргумента «тайну следствия». И все же под нажимом судей Сусиной и Васиной прокуратура предоставила нам оба этих постановления вместе с несколькими томами уголовного дела (а всего в деле более 120 томов). И когда мы получили доступ к документам, то увидели, что наши предположения о бездействии и о неправомочных действиях властей находят подтверждение…
«СВОЕВРЕМЕННАЯ МЕДИЦИНСКАЯ ПОМОЩЬ»
— В СМИ часто говорилось, что операция по освобождению заложников прошла «блестяще», что она войдет в учебники. Но в нашу книгу вошли материалы, по которым можно судить, что все было не так гладко, — говорит Светлана Николаевна. – Приведу самый яркий пример. В своем постановлении об отказе в возбуждении уголовного дела и.о. начальника управления по расследованию бандитизма и убийств прокуратуры г. Москвы Ибрагимов ссылается, в частности, на показания сотрудников «скорой помощи». Среди прочего там сказано, что медработники участвовали в оказании помощи пострадавшим, что нехватки медперсонала не ощущалось и так далее. А в материалах уголовного дела мы прочитали, что НА САМОМ ДЕЛЕ говорили эти люди.
Показания медиков процитированы в книге. И теперь рядом с бойким прокурорским отчетом о «своевременной медицинской помощи» (его в сборник тоже включили, а как иначе?) соседствуют шокирующие рассказы врачей и фельдшеров:
«Из объяснения Беляковой О. В.:
По прибытии к ДК АО «Московский подшипник» (тот самый Театральный центр – авт.) в нашу машину загрузили двух пострадавших. Буквально через минуту сотрудник МЧС сказал мне, чтобы я шла в автобус и оказала помощь пострадавшим, находящимся в нем. (…) В автобусе не оказалось никаких медицинских препаратов и инструментов. По ходу движения автобус останавливался на светофорах. По приезду в ГКБ №1 сначала нас не пропускали на территорию охранники. В автобусе находилось 22 пострадавших, один из которых к данному моменту скончался. Пострадавшие располагались хаотично, некоторые сидели на креслах, некоторые лежали на полу».
«Из объяснения Сафроновой Л. О.:
Организована помощь пострадавшим и их эвакуация, на мой взгляд, была неудовлетворительно, о чем свидетельствует, в частности, опыт нашей бригады (…) Мне не было известно, какое вещество было применено в ходе спецоперации, поэтому каких-то специальных средств и методов при оказании помощи пострадавшим не применялось».
«Из объяснения Захаренкова М.Ю.:
… Сразу после этого ко мне подошел незнакомый мне медицинский работник…, выдал 6 ампул налоксона и шприцы и направил в автобус, где находились пострадавшие. Всего в автобусе было 17 пострадавших, из которых 4 уже не подавали признаков жизни.»
Получив доступ к заключениям судебно-медицинских экспертиз, родные погибших выяснили, что 67 заложников из 130 погибли лишь потому, что так и не дождались никакой помощи вообще, в том числе пятеро детей: 11-летней Даше Ольховниковой, 13-летней Даше Фроловой, 13-летней Кристине Курбатовой, 13-летнему Арсению Куриленко, 14-летней Нине Миловидовой. В числе тех, кому не оказывалась помощь – и жених Светланы Губаревой, американец Сэнди Букер.
В гибели дочери, 13-летней Саши Летяго, также осталось много белых пятен. Как говорит мать, девочку просто раздавили во время транспортировки в больницу. Тело Саши медики вытащили из-под тридцати человек, вповалку (иначе не скажешь) брошенных в 12-местный «уазик»… Хотя официальная причина смерти, разумеется, была другой.
«СТЕЧЕНИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ»
О веществе, которое спецслужба применяли во время освобождения заложников, стоит сказать отдельно.
Первое время название газа держалось в строгом секрете. В некоторых официальных документах он и вовсе фигурировал как «неидентифицированный». Позже тайна раскрылась: перед началом штурма в зал, где находились заложники и часть террористов, распылили спецсредство на основе фентанила — препарата, применяемого в медицине в качестве наркоза. Вдыхая его, люди теряли сознание. Больше ста заложников, уснув в театральном зале, так и не проснулись. Многие погибли просто потому, что им не оказали вовремя медицинскую помощь.
— В медицинских справочниках написано, что фентанил не может применяться без персональной дозировки и если нет возможности провести искусственную вентиляцию легких. На Дубровке не было ни того, ни другого, — горько подчеркивает Светлана Николаевна. – Принимая решение пустить газ, власти просто приговорили людей к смерти.
Кстати, сами власти после теракта всячески подчеркивали, что заложников убил не газ, а стечение обстоятельств. Мол, люди пережили тяжелый стресс, почти 60 часов толком не ели, не пили и не спали. У многих на этом фоне обострились хронические болезни. Организм просто не справился с внезапной нагрузкой.
Даже если согласиться с таким утверждением, возникает вопрос — разве об этом стечении обстоятельств было неизвестно ПЕРЕД тем, как было принято решение о применении газа? И как быть с тем фактом, что за 57 часов вплоть до начала газовой атаки от совокупности этих обстоятельств не погиб ни один заложник. Лишь с появлением дополнительного фактора – спецсредства – началась массовая гибель заложников.
Еще один факт не может не заставить сомневаться родственников погибших в «безвредности» примененного средства.
— Как же быть тогда с пострадавшими спасателями и сотрудниками спецслужб? Из СМИ известно, что девять бойцов подразделения «Альфа», бравших штурмом здание Театрального центра, почувствовали себя плохо и были госпитализированы. Они тоже 57 часов не ели, не пили и не спали?!
ДРУГАЯ ПРАВДА
Родные и близкие погибших на Дубровке не признают официальную «правду», о которой трубят с высоких трибун. Три с половиной года они работали над тем, чтобы добраться до истины. У них есть доказательства, подкрепленные документами. Но там, на высоком уровне, их не слышат. «Нордостовцы» прошли все судебные инстанции России. И добивались они не столько компенсации за нанесенный моральный вред вред. Прежде всего, люди боролись за свои права.
— У этого дела есть две стороны, — рассуждает Светлана Губарева. – У нас нет никаких сомнений в том, что, захватив заложников, террористы совершили преступление. С другой стороны — государство не выполнило свои обязательства перед гражданами: власти допустили возможность захвата заложников — официально объявленный убитым дважды Мовсар Бараев возглавил группу боевиков, захвативших театр; власти упустили возможность ведения эффективного ведения договорного процесса; власти предприняли штурм с применением химического вещества без учета негативных последствий; власти не обеспечили освобожденным заложникам своевременную квалифицированную медицинскую помощь. Государство продолжает не выполнять обязательства и сейчас, лишая нас права на справедливое, достоверное, квалифицированное расследование и проведение непредвзятого судебного процесса.
Справка «НОРД-ОСТ» В ЦИФРАХ В театральном центре на Дубровке террористы захватили более 900 человек. Погибли 130 заложников, в том числе 10 детей. 69 детей остались сиротами. Более 700 бывших заложников отравлены, многие из них стали инвалидами (например, 12 человек полностью или частично потеряли слух). Был уничтожен 41 террорист. По постановлению правительства Москвы семьям погибших заложников было выплачено по 100 тысяч рублей, пострадавшим – по 50 тысяч. Был подан 61 иск к правительству Москвы и департаменту финансов с требованием возместить моральный вред на общую сумму около 60 миллионов долларов (сумма требований по искам варьировалась от 500 тысяч долларов до 2,5 миллиона долларов). Все они были отклонены. Также в Басманный суд Москвы поступили четыре иска о возмещении морального вреда от иностранных граждан на общую сумму 9,5 миллиона долларов. Все также были отклонены. За операцию по освобождению заложников было вручено 57 наград. (Информация из книги «Норд-Ост». Сборник публикаций», посвященной третьей годовщине теракта). |
P.S. В электронном виде на русском и английском языках текст доклада выложен на сайте http://www.pravdabeslana.ru/nordost/nordost.htm
Дословно “НА ЭТУ ТЕМУ ГОВОРИТЬ НЕ ХОЧУ” В книгу о «Норд-Осте» вошли статьи журналистов, которые, на взгляд бывших заложников и их родных, наиболее объективно освещали события. Не только кошмар в Театральном центре, но последовавшие за эти судебные разбирательства. Во время этих процессов родные погибших искали ответы на многие вопросы. В том числе, почему все-таки погибли их родные? Светлана Губарева тоже обивала судебные пороги. Вот как описала одно из заседаний обозреватель «Новой газеты» Анна Политковская. Мы приводим отрывок ее статьи, опубликованный в «НГ» в апреле 2004 года. «15 апреля в Замоскворецком районном суде Москвы, в зале № 203, несколько десятков человек ждали чуда — явления следователя Кальчука. Владимир Ильич Кальчук — царь и бог «нордостовцев» — бывших заложников и членов семей погибших в «Норд-Осте». Уже 30 месяцев (именно столько прошло после «театрального» теракта в Москве) Кальчук — руководитель следственной бригады Московской городской прокуратуры. В его руках — правда о трагедии, и от него жертвы ждали и ждут хоть какого-то известия об обстоятельствах гибели своих родных. Но Кальчук закрыт и малодоступен — о нем ходят сотни рассказов, как и кого из «нордостовцев» он оскорбил, а правдой так и не поделился. Наконец судья Замоскворецкого суда Ирина Васина, рассматривая жалобу заложницы Светланы Губаревой (потеряла на Дубровке 13-летнюю дочку Сашу Летяго и мужа-американца Сэнди Букера) на бездействие следствия, официально вызвала следователя Кальчука для допроса в ходе судебного заседания. (…) Действующие лица: Светлана Губарева — потерпевшая. Каринна Москаленко и Ольга Михайлова — ее адвокаты. Представитель прокуратуры Москвы — Елена Левшина. Судья — Ирина Васина. (…) МОСКАЛЕНКО: Получали ли вы или другие члены следственной группы ходатайство Губаревой? КАЛЬЧУК: Я не помню. Там столько было бумаг. Даму потерпевшую я помню. (Читает протянутый Москаленко текст ходатайства.) Да, видел вроде… МОСКАЛЕНКО: Губарева утверждает, что вы проявили бездействие, — в ходатайстве были конкретные вопросы, на которые не последовало ответов. КАЛЬЧУК: Это ее проблемы. Я посчитал, что в моих постановлениях есть все. МОСКАЛЕНКО: Но из постановлений так и неизвестно, как и где умерли двое близких Губаревой людей… КАЛЬЧУК: Один. Букер ей был никто. Насколько я знаю. СВЕТЛАНА (уже плачет): Он был мне муж. КАЛЬЧУК (усмехаясь): Насколько я знаю, нет. У потерпевших вечно эти вопросы… Привлечь всех, кого только можно. МОСКАЛЕНКО: Я просто повторю те вопросы, которые задавала в том ходатайстве Губарева, они для нее очень важны. «Когда и где наступила смерть Летяго Александры? В больнице? В зале?». КАЛЬЧУК (раздражен, переходит на блатные интонации): Ну че мы будем опять толочь… У меня много таких. Ну где наступила смерть Летяго? Да не помню я. МОСКАЛЕНКО: Но Губарева утверждает, что вы просто не установили место смерти ее дочери… Согласитесь, этот вопрос, как и другие, не может лично для нее остаться неотвеченным. (…) КАЛЬЧУК: Я больше вам ни на чего отвечать не буду. Встану — и буду молчать. МОСКАЛЕНКО: Седьмой вопрос ходатайства к вам Губаревой был: почему к Сэнди Букеру была вызвана бригада врачей в 8.30, то есть только через два с половиной часа… КАЛЬЧУК (перебивая): Не буду отвечать. МОСКАЛЕНКО: Но вы обстоятельства смерти потерпевших изучали? КАЛЬЧУК: Я больше с вами на эту тему говорить не хочу. МОСКАЛЕНКО: Но вы же в суде. Вы не отвечаете суду… КАЛЬЧУК (откровенно хамит): Да, не отвечаю. МОСКАЛЕНКО, обращаясь к судье: Прошу обеспечить ответ на вопрос, который особенно важен для Губаревой. Сэнди Букер умер же… (…) СУДЬЯ: А как я могу «обеспечить»? КАЛЬЧУК (ухмыляется и подсказывает судье): Это — заставить меня говорить. СУДЬЯ — АДВОКАТУ: Я не понимаю смысла терзания следователя здесь. За что вы его терзаете? МОСКАЛЕНКО: Людям нужны конкретные ответы на вопросы, почему погибли их близкие. КАЛЬЧУК (хотя ему судья слова и не давала): Говорить больше не буду — ничего от меня не получите. И не приду сюда больше. Не хочу. Отечественная судебная практика безжалостна к жертвам. Как и следствие, хотя оно и задумано в пользу жертв». |
Соблюдайте правила, принятые на нашем сайте.
Всего на сайте опубликовано 64082 материалов.
Посетители оставили 247099 комментариев.
В среднем по 4 комментариев на материал.
ЕСЛИ СВЕТЛАНА ТЫ ЭТО ПРОЧИТАЕШЬ Я ПОСТАРАЮСЬ ТЕБЕ ПОМОЧЬ ЕСЛИ ЭТО БУДЕТ В МОИХ СИЛАХ
ЛЕНЯ
26 октября, 2009 в 10:00