«Вы запросто можете отмахнуться: «Да, ну! Какой-то дебил этот Пайкин, пойду лучше телевизор посмотрю». Но если вы пришли, чтобы разгадать этот мир, вам интересно все, что вы не понимаете», — смеется Михаил Пайкин — высокооплачиваемый режиссер и тренер из Екатеринбурга, обладатель ордена «Молодое дарование России». Он ставит в Караганде спектакль не по системе Станиславского. Играть в нем будут не профессиональные актеры, а простые люди, которые обычно бывают зрителями. От них не потребуется  заучивать тексты. Они будут показывать на сцене то, что на тот момент переживают. Этот стриптиз души – изобретение Михаила Пайкина. Он называет его «театром на весу».

Разборки на сцене

Свой театр импровизации Дмитрий Пайкин начинал десять лет назад, когда работал в Норвегии.

— Меня пригласили в школу для трудных подростков и сказали: «Надо с этими поставить спектакль». – «С этими?!» — ужаснулся я. Там реально бывшие наркоманы, — вспоминает режиссер. — На них смотришь и сразу понятно, что они в принципе не могут учить текст и вообще ни на что не способны. Я не понимал, что с ними делать. Драматурги же пишут что-то про любовь, про измену, про ревность. Для игры требуется человек с высоким сознанием. А тут… Но я сказал, что попробую. И просто попросил этих парней вести себя на сцене так, как в жизни. А они всю жизнь занимались только разборками, выясняли, кто кому не отдал деньги, кто не привез наркотики, кого надо поколотить. Когда они стали это играть, я понял, что это само по себе очень интересно. Это предмет для зрительского внимания. Во-первых, интересно, как эти ребята себя ведут. Во-вторых, появляются моменты какой-то доброты. Там был самый огромный парень, который всех всегда бьет. Но ему постоянно звонила мама. И в тот момент, когда этот громила ей отвечал, у него менялся голос, становился нежным и любящим. Там было очень много подобных классных штук – перевертышей. В итоге наш спектакль строился на том, что зрители видели малолетних бандитов, у каждого из которых была какая-то теплота внутри. Они стреляли друг в друга из водяных пистолетов. Было очень весело, как в голливудских фильмах: убивают людей — вроде бы это кошмар, а выглядит очень круто. Все падают, кровь, красота! В конце каждой перестрелки герои умирали, а потом поднимались, отряхивались, ржали и снова устраивали разборки. Но финал был немного иным. Все встали, начали шутить, а один не встал. Сначала его пинали: «Да что ты!» Тормошили. А потом один из парней сказал: «Он умер». В этот момент мы гасили свет. Получилось очень сильно. Это было большое событие, на спектакль пришло около двух тысяч зрителей.

— Как они отреагировали?

— Были в шоке. Норвежцы вообще очень интересные люди. Они не любят анализировать. Когда спрашиваешь у них «Как дела?», всегда отвечают: «Бари бра», что значит «Хорошо». И ты понимаешь, что если к ним внутрь залезть, там тоже будет только это «Бари бра».

В чем смысл

— Один из ваших спектаклей назывался «История с унитазами». Что это было?

— Это был детский спектакль. Пришли дети. Я смотрю: они не способны что-то слушать, делать какие-то упражнения. Тогда я спросил: «Ну, вот вам самим про что интересно?» — «Про унитазы! Ха-ха-ха!» И все так обрадовались! Вот я и предложил: «Ну, давайте про унитазы ставить, раз вы так веселитесь». Там была детективная история, как кто-то зашел в туалет и что потом с ним произошло. Дети сами все придумывали. Я только немного им подсказывал. А норвежские зрители потом все равно сказали: «Бари бра». И в какой-то момент я понял: в Норвегии в принципе не важно, что ты ставишь. Только один единственный раз меня выгнали из театра. Это случилось, когда мы сделали спектакль про пиццу. Темы была такая: какая-то квартира, где дети сидят, по мобильникам созваниваются, не знают, чем заняться, потом кто-то предлагает заказать пиццу, они долго ждут заказ. На самом деле, это я так уговорил детей: они у меня играли за пиццу. И вот им на сцену принесли настоящую пиццу, и весь второй акт они просто молча ее жрали. А зрители сидели и ничего не понимали. Если в первом акте хоть какое-то развлечение было, то потом дети просто накинулись на эту пиццу и молча ее поедали. После этого у меня был конфликт с дирекцией театра. Надо было писать объяснительную. Я не стал. И меня выгнали.

— В чем смысл поедания пиццы?

— Хорошо, давайте поговорим о смыслах. С точки зрения глобального вселенского смысла никакого смысла в существовании нашей планеты нет. Рано или поздно солнце потухнет, все погибнут и даже памяти о нас не останется. Но если мы перейдем на ваш микроуровень, то сразу появляется большой смысл. Кто-то другой его может не понять. Зачем с точки зрения щуки мост над рекой? Совершенно бессмысленное сооружение! Нужно находиться на другом уровне, чтобы понимать. Но понимать – это из области развлечений. А когда нам показывают что-то, в чем мы не очень можем увидеть смысл, у нас есть дальше два пути. Вы запросто можете отмахнуться: «Да, ну! Какой-то дебил этот Пайкин, пойду лучше телевизор посмотрю». Но если вы пришли, чтобы разгадать этот мир, вам интересно все, что вы не понимаете.

Праздник конца

— Кстати о том, что солнце потухнет. Как готовитесь к концу света?

— В своем театре в Екатеринбурге мы будем его праздновать. Мы придумали такую штуку: если все закончится, то мы бы хотели, когда все начнется снова, родиться теми, кем бы мы хотели. Каждый себе придумывает костюм, и мы все ждем конец света. Потом исчезаем и воплощаемся вновь.

— Какой костюм для себя придумал? – поинтересовался организатор проекта «Театр на весу» в Караганде.

— Мне неудобно перед журналистами, — улыбнулся Михаил Пайкин. На своей страничке «в контакте» он выложил эскиз головного убора, который собирается надеть 21 декабря. Нарисовал шапку в виде фаллоса и подписал: «Хочу отпраздновать конец света в костюме «конца»».

— Сшили уже костюм?

— Не могу пока найти того, кто сошьет. И вообще, я сомневаюсь. Потому что  21 декабря к нам должно прийти телевидение. Но одно дело на своей странице этот костюм разместить. А другое — показаться в нем. Хотя жанр импровизации, который я выбрал, предполагает, что я могу себе позволить такой эпатаж. Потому что я никому не должен быть серьезным, важным и мудрым. Я не должен быть никаким, поэтому могу быть любым.

Грустный бог

[youtube]http://www.youtube.com/watch?v=eYf6Wbq1nGA[/youtube]

Видео Дарьи Демидовой. Театр спонтанной импровизации Михаила Пайкина. Екатеринбург, 2009.

— С чего начинался ваш театр?

— У нас же все театры работают по Станиславскому. Его система построена на памяти физических процессов. То есть если нужно сыграть, как вам изменил муж, вы вспоминаете, как вам кто-нибудь когда-нибудь изменил и что вы тогда чувствовали и пытаетесь это снова изобразить. Но есть еще система Демидова. О ней почему-то очень мало знают. Даже создается ощущение, что ее прячут: когда я наткнулся на книжку этого Демидова, с удивлением обнаружил, что есть еще какие-то другие театральные системы, кроме той, что ввел Станиславский. Так вот, у Демидова есть очень интересная штука, называется «метод спонтанных действий». Демидов брал двух актеров, давал им фразы. Например, актриса говорит: «Пришла весна», а актер: «Я тебя люблю». Он выпускал их на сцену и предлагал делать все, что им хочется. Тогда актеры просто начинали жить. Они знали, что когда-нибудь должны сказать свой текст. И в какой-то момент действие выруливалось так, что было логично этот текст вставить. Правда, Демидов не смог довести это до спектакля. Импровизацию в театральных институтах обычно используют для актерского тренинга, но не как конечный продукт, который можно было бы показать зрителям, заплатившим за это деньги. Однако мне эта тема очень понравилась.

— И вы уехали в Норвегию?

— Когда я окончил питерский театральный институт, у меня еще не было четкого плана. Я тогда не знал, что буду создавать театр импровизации. Я просто понял, что в России мне делать нечего. А потом появилось предложение поехать в Норвегию. Я дружил с девочкой-норвежкой, которая у нас на курсе училась. Меня пригласили поработать режиссером. Пригласили потому, что в Норвегии очень ценят русскую школу. И еще потому, что я был тогда еще дешевый (двухдневный тренинг по искусству импровизации, который сегодня предлагают пройти карагандинцам у Михаила Пайкина, стоит 30 тысяч тенге, — авт.). Уже в Норвегии трудные подростки натолкнули меня на то, как можно работать с импровизацией. А потом еще была девочка 12-ти лет. И мы с ней ставили моноспектакль, который назывался «Грустный бог». А началось с того, что набирали детскую театральную студию, и никто не пришел. Она была одна – худенькая блондинка с голубыми глазами. Я не знал, что с ней делать. И предложил: «Давай, ты спектакль сыграешь?» Была черная сцена, стул. Направили на него луч света. Она выходила, садилась на этот стул, говорила: «Богу грустно». И что-то еще дальше. Ну, очень круто вышло. Поставили спектакль, позвали ее родителей, друзей, друзей друзей. Все сказали: «Бари бра». Они, конечно, офигели, потому что получился какой-то странный спектакль. Вообще, мне это очень нравится. В традиционном театре все упрощается. Зритель понимает: вот юморист, он сейчас будет меня смешить, балерина будет танцевать, цирковой актер станет изгибаться, как я не умею. Всегда человеку понятно, что с ним делают. И очень редко, когда театр позволяет себе смелость ничего не объяснять зрителю. Только тогда происходит настоящее развитие. Ведь жизнь вам не говорит, что она от вас хочет. У нас то же самое: когда ты выходишь на сцену, у тебя нет текста, за который ты можешь спрятаться, нет костюма. Ты на весу. У тебя есть только ты и пространство вокруг тебя, оно живое и почему-то знает, что кому надо сейчас услышать.

За два дня Михаил Пайкин собирается набрать группу карагандинцев. Хочет научить их импровизировать так, чтобы на это было интересно смотреть публике. Заодно обещает отработать с участниками своего тренинга навык свободного поведения на сцене перед любой аудиторией. А также объяснить, как выводить свои самые сокровенные чувства и мысли наружу в виде художественных образов.

В результате должен родиться спектакль-импровизация, который представят карагандинцам 16 декабря на сцене дворца культуры горняков. Начало в 17.00.