Машау Токмагамбетова

О том, что внутри человека обнаружили металлический зажим длиной в 20 сантиметров, стало известно еще в декабре. Тогда врачи пытались убедить общественность в том, что волноваться не о чем. К тому же сам больной ни к кому претензий не имел. Да и хирургический инструмент был зашит в нем еще 12 лет назад. Дескать, случай не скандальный, а скорее удивительный: не каждый сможет столько лет прожить с железкой в животе.

Теперь 73-летнего Бектура Токмагамбетова уже выписали. Дедушка находится дома с семьей. Как и прежде, он наотрез отказывается говорить что-то против отечественной медицины. Бектур Жуманович — человек глубоко верующий. Даже засыпая, он не выпускает из рук свои четки. Пенсионер во всем полагается на волю Аллаха и не желает никому зла. Однако его родственники молчать не хотят. Они уже обратились к адвокату.

Рассеянность

Машау Тогмагамбетова, супруга пострадавшего, видя, как медленно ее муж идет на поправку, встретилась с журналистами «Нового Вестника». Пенсионерка рассказала о том, как ее муж несколько раз был на грани жизни и смерти. Сначала доктора ошибались, а потом исправляли свои огрехи. Все началось в 2002-м году.

Бектур Токмагамбетов со своим двадцатым внуком

— Мы жили тогда в Чкалово. Он заболел. Давление замучило. Не знали, в чем дело. Привезли в Шахтинск в конце мая. Оказалось, что это желчекаменная болезнь. Было четыре больших камня. Сделали операцию. Все почистили. Поставили на ноги. Я увезла мужа опять в совхоз. Сама делала перевязки. Месяц проходит, у него сверху не заживает рана. Пришлось возвращаться в Шахтинск. Там сказали: «Наверное, нитка осталась. Поделаем уколы неделю, она сама выйдет». Но не вышла. Сделали вторую операцию. Оказалось, там остался тампон! Вытащили, зашили. Вроде бы все нормально. Но здоровье у него стало уже не то.

Не ясно, когда именно хирург оставил в брюшной полости металлический инструмент. Возможно, доктор зашил в человека все сразу. Но не исключено, что он сначала забыл в пациенте тампон, потом разрезал, вытащил тампон, но забыл зажим.

Хадж

Как бы то ни было, а Бектуру Жумановичу пришлось испытать на себе последствия рассеянности хирурга. Удивительно, но много лет пенсионер на боли в животе не жаловался. Возможно, потому что человек он сдержанный и по пустякам разговаривать не любит. Он не говорил о болезненных ощущениях, даже когда читал намаз и делал поклоны. Поразительно, что через пять лет после той злополучной операции дедушка совершал хадж.

— В аэропортах мы спокойно проходили через металлоискатели, — вспоминает Машау-апа. — Ничего не зазвенело. Это по воле Аллаха, наверное. Мы так сильно хотели совершить паломничество! Провели в Арабских Эмиратах почти месяц. И все нормально. Когда была жара, мне самой стало немного плохо, а у мужа проблем не было.

Еще через пять лет у Бектура Жумановича случился сердечный приступ. Ему сделали экстренную операцию, поставили кардиостимулятор. И снова никто ничего подозрительного не заметил.

Однако Машау-апа видела, что с мужем творится неладное. У него пропал аппетит. Бешпармак дедушка давно уже есть не мог. А тут стал отказываться даже от легкого супа. Бектур Жуманович терял вес, слабел, из сильного дородного мужчины на глазах превращался в тощего доходягу.

«Стало страшно»

К тому времени семья уже перебралась в Шахтинск. Дедушка снова обратился в местную больницу. Там обследовали пищевод и отправили больного в онкологию. Так начались мытарства Токмагамбетовых по больницам. Стариков посылали из клиники в клинику, из одной очереди в другую. Нередко они выезжали из дома рано утром, а возвращались уже затемно. Несколько раз дедушка проходил УЗИ, но исследование ничего не показывало. Диагноз поставить никак не могли. На томографию в «Гиппократ» пробились только после того, как Машау-апа пригрозила, что будет жаловаться.

— Мы сидим в «Гиппократе». Народу как в мавзолее! Я говорю доктору: «Он уже больше суток не кушал, примите, пожалуйста». — «Нет, у меня по компьютеру очередь». В шестом часу его только провели, дали три стакана воды. Я жду полчаса и вдруг вижу: врачи забегали. «Скорую» вызвали. У него началась рвота, давление упало. После того как ему ввели какой-то препарат, случился аллергический шок. Человек умирал. Отвезли его в областную больницу, там что-то ввели, откачали, помогли. Но мне не разрешили с ним остаться. Дети уговорили меня забрать его домой. Это было 18 ноября. Тут уже наступил декабрь, а результатов томографии все нет. 8 декабря я снова поехала в «Гиппократ». Там говорят: «Мы только через месяц отдаем заключение». Я опять пошла в приемную ругаться. А на следующее утро врач мне звонит. Я приезжаю, у нее круглые глаза: «Знаете, у вашего мужа в животе инородное тело — зажим!» Я сначала значения ее словам не придала. Подумала, наверное, зажим — это что-то маленькое.

Машау-апа рассказывает, что вначале боялась встречаться с журналистами. И не только потому, что муж запрещал. Врачи также уговаривали ее молчать.

— Я сказала: «Нет-нет, я ничего говорить не буду, лишь бы его спасли! Помогите ему!» 11 декабря его привезли в больницу Шахтинска. Сделали рентген. А на снимке большущие ножницы!  Прямо страшно стало. Стали готовить к операции. Сказали, что она много времени не займет. На другой день с девяти до трех часов шла операция. Врачи сказали, что у него все кишки как клубок сделались, обернулись вокруг зажима.  Я уже думала, что потеряла мужа. Потому что из-за больного сердца ему нельзя было делать наркоз.

Но Бектур Жуманович, похоже, родился в рубашке. Ему снова повезло: дедушка выжил. 8 января его выписали. Теперь пенсионер дома. Он очень слаб. Питается только детскими пюре, как и его маленький внук. Машау-апа от мужа не отходит. Очень переживает: врачи не дают никаких обнадеживающих прогнозов.

—  Муж мне говорил: «Ни на кого не жалуйся, это дело Аллаха, что будет, то будет». Я и не стала. А все родственники возмущаются: «Вы что делаете! Это же неслыханно! Хотя бы моральный ущерб возьмите!»

Родственники считают, что за каждый год, пока Бектур Жуманович носил в себе зажим, врачи должны выплатить семье не меньше миллиона тенге. Адвокаты уверены, что дело это выигрышное.

Человеческий фактор

— Обращаться в суд — это их законное право, — говорит руководитель управления здравоохранения Ержан Нурлыбаев. — Но с кого они будут взыскивать моральный ущерб? Когда пациента брали на последнюю операцию, был ажиотаж, случай предали огласке. Его встречал директор клиники. У пациента не было никаких претензий к самой клинике. Тут элементарный человеческий фактор, вина отдельно взятого хирурга. Сейчас предъявлять иск той же больнице… Это же не системная ошибка! Системная ошибка — это когда пациенты, образно говоря, не могут получить какую-то помощь из-за огрехов в организации здравоохранения области. Это я для примера говорю. А здесь конкретное физическое лицо, которое непосредственно проводило операцию. При чем здесь целый коллектив больницы?

— Были ли приняты какие-то меры?

— Хирурга, который 12 лет назад оперировал, сейчас нет даже на территории области. Я не знаю, что тогда произошло: уволили его или он сам ушел. Конечно, с врачами была проведена беседа о том, что необходимо с особой осторожностью и вниманием проводить подобные операции. Но, вы понимаете, сейчас такие вещи не встречаются. А какие могут быть еще меры? Если люди не работают у нас, мы ничего с ними сделать не можем.

— Родственники Бектура Токмагамбетова недовольны тем, что им не отдали на память извлеченный из брюшной полости зажим. Не отдали и снимков, на которых просматривается инструмент.

— Давайте так рассуждать. Пациенту оказали помощь. Избавили его от недуга. Инородное тело, которое удалили, осталось в больнице. То, что оно там было, никто не отрицает. А снимки компьютерной томографии потерять невозможно. Потому что они архивируются. И при необходимости, если дойдет до судебного разбирательства, их всегда можно поднять и показать. То, что сейчас говорят родственники, я считаю, это надуманно.

— Есть ли вероятность, что хирург, оперировавший Токмагамбетова 12 лет назад, сейчас  практикует в другом регионе Казахстана?

— Я не отслеживал его судьбу. Мы только рады тому, что он больше не работает у нас в области.

— Передана ли информация о нем в министерство? В другие клиники страны?

— Мы этими вопросами не занимаемся.

— То есть не исключено, что он где-то практикует?

— Я не располагаю такой информацией.