Опрос проведен в связи с последними событиями в Санкт-Петербурге. Свои мнения высказали люди разных сторон и профессий.
1. СЕРГЕЙ ЕНИКОЛОПОВ
заведующий кафедрой криминальной психологии факультета юридической психологии МГППУ
С детьми нужно разговаривать так же, как и со взрослыми. Ребенка нужно выслушать, почему у него вообще возникли такие вопросы. Не следует объяснять долго ему мировую политику, говорить о торжестве терроризма во всем мире и так далее. Объяснять нужно ровно на том уровне, на каком ребенок задает этот вопрос. Не нужно говорить, что он маленький, потом сам разберется. Всегда можно поговорить с ребенком на том уровне, на котором он задает вопросы и понимает ответы на эти вопросы. Но он должен это выговорить, потому что у него страхи. Он же тоже знает, что такое смерть.
Ни в коем случае не давать волю своим чувствам, не останавливать ребенка, если он рисует теракт и прочее, пускай рисует. Он увидел труп по телевизору, он нарисовал, в этом случае он хозяин. Для ребенка это возможность пережить эти проблемы. Я знаю, что многие взрослые считают, что такие желания нужно пресекать, мол ребенок играет в войну, в теракт, в бомбардировки, рисует что-то неправильное. Нет, ребенок может это делать, он таким образом изживает свои страхи.
2. VITALY LEBEDEV
Руководитель детско-юношеской организации «Остров Сокровищ», учитель в Гимназии 45
Я учитель… Я работаю с детьми среднего школьного возраста. Теракты вошли в нашу жизнь, а значит наша жизнь изменилась, а значит пришло время о них говорить с детьми, иначе они получат образование прошлого, а не образование настоящего.
Но я не говорю с детьми о терактах… Богу богово, кесарю кесарево! Если ты начинаешь о чем-то разговор, то должен быть уверен, что тебя услышат, что возникнет взаимопонимание… Я не уверен! Теракт — сложное социально-политическое явление; пожалуй, и специалисты не могут дать понятных и однозначных ответов на все вопросы о терактах, куда уж школьному учителю, одной из заповедей которого всегда являлось то, что образование должно быть вне религии и вне политики. Поэтому я не говорю о терактах…
Я говорю о человеческом горе! О горе человеческих потерь. О том, что еще нельзя понять, так как в опыте большинства детей смерть не успела оставить свой тяжелый след, но можно попытаться почувствовать…
…Сто двадцать, это четыре класса, почти весь актовый зал. Еще вчера они сидели рядом, смеялись, переживали, радовались жизни, а сегодня актовый зал пуст… Их больше нет… Нет для родителей и детей, нет для соседей и друзей… Они не думали умирать, они не шли на войну, где может случится всякое, они просто пришли в кафе, на концерт, на стадион… Пришли и не вернулись обратно… «Актовый зал» пуст…
Я родитель… У меня двое детей, младший еще совсем ребенок, старшая уже вступает в подростковый возраст…
Я не знаю, как дать почувствовать горечь потери своим детям. В их опыте еще не было близкой смерти. Слава Богу, не было…
Я не буду говорить с младшим о теракте. Я не знаю, как дать ему почувствовать, то, что надо, на мой взгляд, почувствовать, а говорить о том, что заведомо останется не понятым не хочу. Это нечестно!… Богу богов, кесарю кесарево!
Я не уверен, что надо это делать со старшей. Пока я мучаюсь в сомнениях, она сама начинает этот разговор. Нет не о теракте: мы не смотрим телевизор, а внимание младших подростков в школе привлекают далеко не социально-политические события…
Она спрашивает меня: «Что-то случилось? У нас кто-то умер?» И этот разговор происходит не сейчас, этот разговор происходит 31 октября…
За три дня до этого умирает друг нашей семьи… Наверное, это был скорее наш, родительский друг: последние годы мы редко бывали друг у друга в гостях, и у дочери сохранились скорее всего только отрывочные воспоминания, поэтому это существенно больше наша потеря, а не ее, но она чувствует нашу скорбь…
И вот опять… Скорбь родителей не может не передаваться детям и она спрашивает меня: «У нас кто-то умер?» И тогда я говорю с ней о том, что погибли люди, они возвращались с отдыха (помнишь, как мы возвращались летом с моря?), они были полны надежд: мамы и папы, бабушки и дедушки, мальчики и девочки. А сейчас их нет… В один момент падает самолет, и их больше нет… И, наверное, не понимая до конца, что значит смерть, она начинает грустить: «Это неправильно, когда ты возвращаешься с отдыха, а потом раз, и тебя больше нет». Наше настроение передается ей.
Вот и сейчас она спрашивает меня, что случилось… И я говорю ей о людях, которые пришли на стадион, пришли в кафе, пришли на концерт, а теперь их больше нет. Их собака не встретит их веселым лаем у порога квартиры, бабушка не накормит любимыми (ну, пусть будет) блинами внука, молодожены не отправятся в свое свадебное путешествие…
Я не заостряю внимание на том, что их убили. Намеренно!… Потому как если есть убийца, значит есть виноватый, если есть виноватый, значит твоя скорбь и горечь находит простой выход в гневе и желании мести… Говорят, что это защитная реакция психики на горе. Пусть так, но не праведный гнев я хочу оставить в ее сердце. Она вырастит и сама разберется в сложном устройстве нашего мира, а пока я хочу чтобы она совсем чуть-чуть (насколько это возможно людям, кого смерть не коснулась напрямую), почувствовала, что значит терять… Что значит когда «зал пуст»… Насколько бессмысленно и трагична такая смерть.
Впрочем, что я себя обманываю! Не было у меня такой цели. Просто дочка пришла и спросила: «Что-то случилось? У нас кто-то умер?» и мне пришлось рассказать ей об этом. Нет-нет, я не жалею об этом разговоре, но начал его не я, а она. Просто потому, что в семье повисло то тягостное настроение, которое называют скорбью.
И, мне кажется, что любой разговор на эту тему будет бессмысленным, если ребенок, ваш ребенок, не почувствует настроение родителей, не подойдет к вам и не спросит: «Что-то случилось?…» Если этого настроения в семье нет, то все разговоры про скорбь, про трагедию, про потерю будут фальшивыми… А первые, кому нельзя врать — это наши дети.
Но я не говорю с детьми о терактах… Богу богов, кесарю кесарево!
3. KSENIA KOMAROVA
Магистр социологии
Когда захватили Норд-Ост, мне было 9 лет. Помню, мы с мамой все эти дни сидели у телевизора и следили за новостями, в день штурма она не пустила меня на экскурсию с классом, потому что экскурсия проходила относительно рядом с Дубровкой.
Я помню взрывы в метро, подруга нашей семьи была в том поезде, который взорвали на Автозаводской.
Ни мне, ни моим ровесникам, никто не рассказывал специально о том, что произошло, это обсуждалось везде и все жили в страхе, и я уверена, что все помнят этот страх и то время. И именно поэтому мы знаем сейчас, что такое теракт и насколько это ужасно. И трагедию в Париже переживаем как свою собственную.
Я считаю, ребенок обязательно должен знать обо всем, что происходит, в том числе и о терактах, чтобы потом для него это не было шоком и разрывом какого-то идеального мира.
4. АНДРЕЙ СОКОЛОВ
Мелкий чиновник
Рассказывать детям про теракты необходимо. Дети должны понимать, что иногда они могут попасть в условия адской, исключительной опасности по вине террористов. И дети должны хотя бы в общих чертах понимать, как надо себя вести, дабы выжить. Быть может, дети не будут горевать по жертвам терактов, но быть готовыми защититься от их угрозы они должны. Нельзя лишать их такого права.
Ну а дети старшего школьного возраста уже достаточно взрослые для того, чтобы усвоить: терроризм — зло. Если им не рассказывать, к какой крови и боли приводят «благие намерения» — не поймут. Да и теракты прошлых лет в учебниках истории так или иначе записаны.
5. VALERIA KOSACH
Студентка истфака, ивент менеджер, интроверт и фаталист
Отчётливо помню 11 сентября 2001 года. Мне было шесть и кадры в телевизоре испугали меня так сильно, что я решила, что когда вырасту я обязательно сделаю все возможное, чтобы люди не умирали, а мама с папой забыли, что значит «война».
Когда мне было 9 и моя младшая сестра пошла в первый класс я решила это для себя ещё отчётливее. Теракт в Беслане был для меня сплошным кошмаром, я боялась за сестру так сильно, что не спала ночами и в школе бегала к ней каждую перемену, чтобы защитить её, если что.
Да, я совсем не помню свою реакцию на теракт на Дубровке, например, но считаю, что если ребёнок в детстве не поймёт, что война, убийства и теракты — это страшно, больно и невыносимо трагично, даже если это тебя не касается напрямую — то во взрослом возрасте он этого может и в полной мере и не осознать.
6. DAVID AKUNTS
Гитарист, уличный музыкант, бульбазавр маркетинга
Башни-близнецы — мне 8 лет
Норд-Ост — мне 9 лет
Школа в Беслане — мне 11 лет
Все эти теракты я помню отчетливо, словно это было вчера. Несмотря на малый возраст я понимал, что это за грязь. Я задавал родителям вопросы, а они мне прямо объясняли то, что я не понял.
Я считаю, не нужно оберегать детей от всякого подобного дерьма. Чем раньше они будут об этом знать, тем лучше. Этот мир не так красив, как в детских книжках.
7. РИТА СИКОРА
Не рассказала о себе
Скорее всего, дети узнают и без вас.
Пусть у вас нет телевизора, дети не читают новости, но у большинства, все же, есть выход в интернет, аккаунты в социальных сетях и подписки на веселые паблики с картинками, которые начинают форсить любое резонансное событие (например вот так)
Мне кажется, как в случае с любой серьезной темой, детям лучше получать необходимую информацию у доверительного источника — родителей, братьев и сестер, учителей, и иметь возможность задавать им какие-то интересующие их вопросы по теме, нежели самостоятельно нахвататься обрывочной информации, которая может быть довольно спорно проиллюстрирована или довольно субъективно поднесена (представьте, что ребенок после упоминания в паблике пошел гуглить и попал на lifenews)
8. A K
студентка-переводчик
Мне было 8 лет, когда террористы захватили школу в Беслане. Узнав об этом, я постоянно бегала в гостиную к телевизору, когда начинались новости, и нервно суетилась в кресле. И, когда переходили к этой теме, показывали фото, у меня слезы текли ручьем и тряслись руки. Меня никогда не старались уберечь от информации об этих событиях. И я думаю, что это было правильно.
Понимала ли я что-то в 8 лет? Вряд ли. Чувствовала ли я, ЧТО переживают те люди и ЧТО там происходит? Да, однозначно. В какой-то степени эти переживания воспитали во мне чувство сострадания к другим людям. Видя тогда в детстве, на что способны одни и что приходится переживать другим, я научилась различать «добро» и «зло», «жестокость» и «милосердие».
Поэтому, нет. Ни в коем случае нельзя скрывать от детей то, что, к сожалению, сейчас является нашей жизнью. Они ведь такие же люди, как и мы, и имеют право знать, чувствовать и переживать.
9. АЛЕКСАНДРА ЛЕБЕДЕВА
ученица
Стоит, определённо. Я учусь в школе, то есть почти все время меня окружают дети разного возраста, в свете последних событий я вижу разную реакцию на происходящее, так что сделала пару выводов.
Детям с пятого класса можно и нужно рассказывать об этом. Поверьте, что одиннадцатилетних детей вы вряд ли удивите понятием ‘терроризм’, они уже все прекрасно знают. Нужно рассказывать о том, как нужно себя вести в случае чрезвычайной ситуации, о том, что терроризм никогда нельзя оправдать и так далее. А что касается детей помладше, то тут сложнее. Моя сестра учиться в первом классе. Недавно нашу школу эвакуировали, потому что некто сообщил о возможном террористическом акте. Одноклассники сестры где-то выведали эту информацию, хотя не хотели детям говорить, начались шуточки, страшные истории, угрозы и так далее. Дети воспринимают это как шутку скорее, поэтому тут лучше промолчать или искать очень необычный и аккуратный подход.
10. ПАША ШУВАЛОВ
бездельник
Нет не стоит, мое детство в 90тых было счастливым именно из за того что я не знал что твориться вокруг, про чеченскую войну про теракты и прочие жестокости. Дети вырастут и познают сами всю жестокость мира, увы. Но не портите детство.
11.KNIVES SEVEREN
обо всём
совсем детям — нет.
зачем им это знать? они что то изменить смогут или себя обезопасить зная?
с тем же успехом можно им рассказать о том что скоро все можем умереть от глобального потепления, или атомной войны, или ещё чего.
только параноиками станут и напуганными..
Мнение мнению — рознь. Каждый родитель или взрослый сам решает, какую информацию стоит доносить до своего чада, а какую — нет.
Соблюдайте правила, принятые на нашем сайте.
Всего на сайте опубликовано 64080 материалов.
Посетители оставили 247099 комментариев.
В среднем по 4 комментариев на материал.
Алина, при всём понимании злободневности темы, это к нашим блогам не относится. Напишите о том же самом, но выразив свою точку зрения, а не перепост из инета. У нас новости стали заполняться копипастой с событиями совершенно других регионов, давайте хоть блоги оставим местными и с настоящим авторством.
читатель
06 апреля, 2017 в 16:04
Наверное, нужно — но как? За последний теракт в Санкт-Петербурге ни одно радикальное движение не взяло на себя ответственность. Даже ИГ, всегда берущее на себя ответственность за то, что делало и не делало — открестилось от этого теракта. Нашли вроде бы по камерам смертника — а он сам пришёл в милицию, и сказал, что это не он. Ведомство в первые минуты слило информацию о двух состоявшихся взрывах на двух станциях — а взрыв был один, вторая бомба не взорвалась. Зато теперь по митинги против коррупции и стачку дальнобойщиков все забыли — вместо этого скоро по всей стране пройдут антитеррористические митинги. Типа, о какой коррупции можно говорить, когда терроризм поднимает голову?.. Тут надо ещё понимать, что Питер — единственный город, где не получилось ОМОНом остановить антикоррупционные митинги Навального, народ потеснил ОМОН, и спокойно провёл свой митинг до конца.. Если уж рассказывать, то надо начинать с 99-го года, учений по закладке гексогена в жилой дом в Рязани, и серии взрывов жилых домов, на волне которой у соседей и пришли к власти чекисты. Проблема в том, что ребёнок потом ляпнет это где-нибудь не в том месте, и потом свинтят и ребёнка, и родителей..
Александр
07 апреля, 2017 в 08:27