Вызов и провокация

Юлия Сорокина и Биргит Раушенбах — независимые кураторы, которые организуют проекты с современными художниками. На прошлой неделе в зале «ЭкоМузея» они встречались с карагандинскими художниками, а также со студентами худграфа. Юлия убеждала собравшихся, что в принципе у каждого есть шанс сделать себе имя в современном искусстве. Для этого не требуется серьезных финансовых затрат. В пример привела одну из самых престижных международных выставок — Стамбульскую биеннале.

ФИТИЛИ ДЛЯ НАРОДА

— Первый раз казахстанские художники участвовали в Стамбульской биеннале в 1999 году, — рассказывала Юлия. — Это были Елена и Виктор Воробьевы. Они выступали с очень хорошей акцией, которая называлась «Классика прощается с народом». Они отлили в натуральную величину больше 30 скульптур классического искусства: Лаокоона, Венеру, руки, ноги, носы. Все было из воска, с фитилями. Расставили эти скульптуры-свечи в один из вечеров на центральной пешеходной улице Стамбула и подожгли их. Главной задачей художников было смотреть на то, как эти свечи сгорали, красота начинала оплавляться и исчезать. Прохожие реагировали по-разному: кто-то тушил, кто-то пытался соединить распавшиеся части. Причем это было связано со скандалом. Потому что куратор выставки Паоло Коломбо, авторитет с мировым именем, хотел, чтобы акция прошла в день открытия биеннале в специальном месте, где собирается весь художественный бомонд: директора музеев, аукционеры, коллекционеры и топовые кураторы. Там подают шампанское, устраивают фуршет, дамы приходят в декольте и так далее. И тут, представьте, наша Лена Воробьева из какой-то там Алматы сказала Паоло Коломбо: «Нет, это не будет происходить для дам в бриллиантах с шампанским в руках. Эта акция сделана для людей. Классика должна прощаться с народом». Она поставила условие: «Или вы это делаете на пешеходной улице, где гуляют простые люди, или мы не участвуем в международной выставке». Надо сказать, что не каждый опытный художник, даже из Европы и Америки, смог бы вот так запросто потребовать у куратора того, чего потребовали новички из Казахстана. Здесь как раз идет речь об ответственности художника перед тем, что он делает.

МУСОР ФЕМИНИЗМА

Акция Воробьевых произвела в Турции фурор. После этого художников из Центральной Азии стали часто приглашать в Турцию. Больше всего наших земляков побывало там в 2009 году — на последней биеннале. Тогда их было уже девять процентов от всех участников. И, на взгляд Юлии, то была одна из лучших выставок последнего времени.

Куратор рассказала о нескольких наиболее удачных, по ее мнению, проектах.

Пожалуй, самый оригинальный и простой в исполнении принадлежал авторам из феминистского общества балканских стран. Они собрали документы о том, как турецкие женщины подвергаются насилию в семьях. Распечатали на красных листах, скомкали и разбросали по всему выставочному залу. Любой желающий мог поднять яркий комок и прочитать историю какой-нибудь искалеченной женской судьбы.

Другой феминистический проект представили две израильские художницы Рути Села и Мааян Амир.

— Это была видеопровокация. Они сняли номер в отеле и приглашали туда мужчин по вызову. Платили им деньги. Но вместо того, чтобы развлекаться, интервьюировали их. Спрашивали, где они служили, почему они занимаются этой профессией. А могут ли сделать то или это. И, естественно, поскольку мужчинам заплатили, они все это делали. То есть художницы, условно говоря, психологически и этически их поимели. Люди привыкли к тому, что есть женщины-проститутки, а о том, что бывают мужчины по вызову, знают не все. Проект очень жестко говорит о гендерной проблеме, о равноправии мужчин и женщин.

Но больше всего на Турецкой биеннале 2009 года куратору из Казахстана понравилась работа польской художницы Кви Кулик, которая ведет фото-архив своей жизни. На той выставке показали кадры, сделанные в 1972-1974 годах, когда у Кви родился сын Добромир.

— Он стал инструментом мамы-художницы. Я показываю вам еще более-менее удобоваримые для нас, обывателей, кадры. Тут ребенок лежит на полу среди луковиц или сидит в ведре. Но там были и такие кадры: ребенок описался, мама его развернула, а в это время она чистила рождественскую утку. И она решила, что хорошо было бы сделать фиксацию. И вот она кладет голого ребенка на пол, рядом рождественскую утку и фотографирует. Для художника все является материалом искусства. Я сейчас не говорю, хорошо это или плохо. Но это есть. И ребенок, которого рожают мамы-художницы, — это тоже своего рода объект искусства. Конечно, волосы дыбом встают на теле. Потому что на поверхность выходит аспект художника-монстра. Но одновременно здесь звучит тема, что женщина имеет право быть одновременно и матерью, и художником.

КРАСНЫЙ ДИВАН ЛУКАШЕНКО

Само собой, не обошлось без политики. Участница из Бейрута привезла свою коллекцию пропагандистских плакатов времен гражданской войны. А художница из Белоруссии — большую красную лестницу под названием «Президентская платформа». Это произведение, например, в Алматы вызвало протест молодых художников. Оно долго не давало им покоя. Ну почему обычный красный диван взяли на биеннале? Пусть даже к нему прилагаются окрашенные в активный красный цвет ступени, возле которых через каждые 15 минут включается белорусский гимн. Автор «президентской платформы» вообще много работает с темой диктаторства Лукашенко. Например, собирает в интернете музей президента. Само собой, в Белоруссии ему находиться при этом невозможно. Живет в Германии.

Несколько проектов представил Вячеслав Ахунов из Узбекистана. У него были мухобойки с вставленными в убойную часть портретами советских лидеров. Были коллажи, на которых памятники Ильичу проваливались в зыбучие пески. А еще был проект с его собственными записными книжками.

— Думаю, скоро Слава будет очень знаменит. Не так легко быть в Узбекистане концептуальным художником. Потому что за это могут просто тихо убить. Слава Ахунов с семидесятых годов ведет свои проекты. Он их записывает в записные книжки небольшого размера. И чтобы КГБ не застало его врасплох, он разрисовывает эти книжки с обложки так, как выглядят обычно поваренные книги. Весь его концептуальный архив стоит на кухне в шкафу, как все поваренные книги. Художник говорит, что маскировка нужна для того, чтобы, если за ним придут, агенты не подумали, что это искусство. На биеннале он выставил фрагменты своих книжек. Выполнил их в микроскопическом размере и вставил в спичечные коробки. Он объяснял: «В студенческие годы мы покуривали марихуану и прятали ее в спичечный коробок под спички, чтобы, если менты повяжут, не сразу наши». Тут та же идея: автор спрятал прогрессивные мысли в коробки, чтобы их не сразу обнаружили.

КОНЦЕПТУАЛЬНЫЙ ВЗЛЁТ

Юлия Сорокина приглашала карагандинских студентов становиться концептуальными художниками. Она говорила о том, что для этого вовсе не нужно устраивать какие-то безумные хеппининги или тратить неподъемные суммы на передовые IT-технологии. Смысл не в том, чтобы их проект сверкал, двигался и поражал воображение.

— Не думайте, что современное искусство — это какой-то Диснейленд. Нет. Это могут быть ваши рисунки шариковой ручкой в студенческой тетради. Главное, чтобы получилось контекстуально, остро отражало вопросы времени и было интересно мировой общественности.

В пример собравшимся привела стремительный взлет карагандинки Натальи Дю. После единственного семинара, где специалисты Центра современного искусства «Дешт-и-Арт» объяснили, что сейчас ценит мировой художественный бомонд, она сделала свой первый удачный проект. Ее видео «Я люблю Наоми» было настолько выразительным, что сразу попало на Венецианскую бьеннале. После чего о Наталье даже снял фильм лондонский журналист, который до того брал интервью у таких знаменитостей, как Сальвадор Дали.

СЛЁЗЫ ЧИНОВНИЦЫ

Современное искусство критикуют за то, что оно в принципе никаких рамок не признает. И где-то даже перестает быть искусством, все больше напоминая политику и бизнес. Но в то время, как на международных выставках спорят, с чем они в действительности имеют дело — с товаром, пропагандой или же все-таки с творческим отражением и того и другого, у нас в Казахстане подобными вопросами мало кто озадачен. Бюджет Стамбульской биеннале составляет около 10 миллионов долларов. Большую часть денег дает турецкий банк. В Казахстане трудно себе представить, чтобы какой-нибудь местный финансист оплатил художественный проект, рассказывающий, к примеру, о проблемах трудовых мигрантов. Наши художники все равно занимаются социальным творчеством, только делают это при поддержке Сороса.

И, тем не менее, все меняется. И в области искусства Казахстан постепенно начинает переориентироваться на западные образцы.

— Я сейчас пытаюсь навести мосты с нашими правящими структурами, понимая, что это неблагодарная миссия, — сказала Юлия Сорокина. — Но я считаю, что это нужно сделать. Если сюда не придут государственные деньги, ничего не изменится. Сейчас сдвинулась глыба непонимания. У меня есть информация о том, что в этом году официальные лица из акимата Астаны и из Министерства культуры ездили на Венецианскую биеннале. Так что, думаю, вскоре придет время, когда в Казахстане появится национальный центр современного искусства. Наконец до наших правящих структур дошло, что, оказывается, современное искусство — это политический рычаг и надо его использовать. Зимой нам удалось сделать огромную выставку — на четыре тысячи квадратных метров — в Астане на Азиаде. Мы, правда, хитро поступили: начали с археологии, а закончили современным искусством. Но я была потрясена, что приходили официальные лица. Я сама видела, как заместитель акима Астаны, выходя из павильона Алмагуль Менлибаевой (самой известной казахстанской художницы на Западе — авт.), плакала. Я поняла, что мы что-то упустили. Может, это наша вина, что мы не смогли пробиться к их сознанию и сердцам. Они просто не знали о нас.

Выступавшая вслед за Юлией куратор из Германии Биргит Раушенбах также предлагала слушателям работать в области современного искусства. Может быть, не все люди его понимают. И тут нужно запастись терпением. Биргит рассказала о собственном опыте кураторства. Однажды, организуя выставку при поддержке крупного немецкого банка, она позвала участвовать двух очень концептуальных художников. А те мало того, что сильно опоздали, к тому же явились со своими приятелями-панками. И прямо в выставочном зале стали петь неформатные песни. По словам Биргит, менеджер банка, ответственный за мероприятие, очень нервничал. Однако был человеком воспитанным, а потому все молча сносил. И даже на следующий день, когда он обнаружил на своей копировальной машине сделанную маркером надпись «работа — говно», не стал устраивать скандала. Биргит призвала тех, кто решил заняться современным искусством, искать таких же понимающих меценатов. По ее мнению, интеллигентные банкиры, сочувствующие нестандартным творческим проявлениям, есть в любой стране.

Давайте обсудим:

Как вы относитесь к современному искусству?