Автостоп водки не любит: знаменитый художник остановился в Караганде

Владимир Глухов

Серый добродушный Вася с пивом, водкой и луком, валяющийся за гаражами или греющийся у батареи — это про Россию. Полногрудая синяя Зульфия, спящая на фоне полосатых, словно азиатский халат, желто-зеленых гор — это про Таджикистан. Между двумя культурами всю жизнь путешествует известный российский художник Владимир Глухов. Причем деньги за проезд он принципиально не платит, исповедуя автостоп. Друзья и искусствоведы называют его Качим-кермек (по-нашему — Перекати-поле). Его путь часто лежит через Караганду. На днях Владимир Иванович снова остановился в шахтерской столице.

Из выпачканного масляной краской рюкзака он достал для «Нового Вестника» свой альбом — большое яркое издание в твердом переплете, в котором есть, в том числе и пара страниц о Караганде. Речь идет о жителе нашего города по имени Игорь, который три года назад любезно подвез художника, проводил до вокзала и оплатил часть железнодорожного билета. Та поездка из Тюмени в Душанбе вылилась в большой арт-проект: 35 картин, пять выставок и книгу. Хотя автор, по его словам, ничего серьезного не планировал. Просто он — любитель голосовать на трассах. Пристрастился к кочевому образу жизни еще в 1981 году. Неотягощающий бюджет, полная свобода и перманентная неопределенность — что может испытывать в таких обстоятельствах ищущая натура?

«Состояние полного счастья! — описывает художник свое последнее приключение в книге «Качим-Кермек». — Утром просыпаешься, и ничего не болит (главное — совесть)… Когда-то я хотел славы. Теперь я понял: это все суета. Когда-то я хотел денег, а теперь понял: хрен с ними, с деньгами. За три месяца я истратил девять тысяч рублей, и у меня было все — и даже больше».

— 9,5 тысяч рублей за три месяца — это очень мало, — поясняет Владимир Иванович. — Если бы я жил в Тюмени, это было бы тысяч 60, не меньше! А в дороге у меня принцип: я трачу по минимуму, я себя ограничиваю. Не беру машины за деньги и в отелях не останавливаюсь. Если негде ночевать, я ставлю палатку. Тратишь в основном на продукты и сигареты. Алкоголь в пути не употребляю, даже пива не пью. Потому что нельзя. Иначе ты уже будешь в неадеквате. Классики автостопа никогда этого не делают. Это основное правило. Иначе восприятие притупляется. Возникает много опасных ситуаций.

Дуло к голове

— Наверняка вы пережили много рискованных моментов.

— Я понимаю, что вам хочется жареного. Но мы с вами по-разному понимаем, что это такое. Для меня жареное — это когда я сижу на базаре, делаю наброски в чайхане, рисую людей, и вдруг подходит женщина, которая разносит чай. Я ее рисую, она смотрит и через три минуты подводит своего сына: нарисуй еще один портрет. Это ведь азиатская женщина, которая всегда закрыта от посторонних мужчин и ставит вокруг себя очень серьезные барьеры. Если она приводит своего ребенка к художнику — это высший акт доверия и одобрения. То есть люди признали, что я рисую похоже, душевно. Именно это для меня экстрим. А не то, что случилось в воюющем Душанбе в 1994 году. Шел я по городу. И вдруг к голове приставили дуло пистолета: «Снимай ботинки!»

— А зачем вы вообще поехали туда, где шли военные действия?

— Я люблю этот город, я там родился. Тогда я ехал из Владимира в Таджикистан. Был новый год. Встретили у друзей, потом я пошел к родителям. Меня отговаривали: не ходи ночью один. «Как это? — возражал я. — Это моя родная улица!» И вот подошли сзади, пистолет приставили. Сняли рубашку, куртку. А когда стали расшнуровывать ботинки, подъехала какая-то машина, осветила фарами. Грабители подумали, что это менты, и «шухнули» оттуда. Но хорошие горные ботинки остались на мне. Я вернулся к друзьям обнаженный по пояс…

«Верните шедевру!»

Хотя в пути художник никогда не употребляет, питейная тема занимает в его творчестве особенное место. И обычно бывает связана с собутыльником Васей из Тюмени, который, как явствует из литературного сопровождения к альбому «Качим-Кермек», работает сантехником в школе-гимназии №1. Вася — добродушный маргинал, которому мерещится на пивной пене рождение Афродиты.

Пьяный Вася живет в той части альбома, которая называется «Россия». В «Азии» и «Автостопе» этого героя нет. А еще там нет жуткой бабы с косой, черной зубастой пилы, летящей над дворами, и черных изб с красными отсветами. На картине «Красный страж» художник изобразил безобразный забор, который будто разделяет два мира. За полуоткрытой дверцей, сколоченной из почерневших досок, зритель видит золотую долину. «Часто в башке нет ничего. Ничего хорошего. Имею в виду, когда берешь холст и начинаешь мазать че ни попадя. Че выйдет. Че выйдет, то и хорошо. Эта картинка — из подобных», — так откровенничает автор в комментарии к своей работе и дальше пускается в воспоминания. О том, как возле его мастерской было «место стрелки местных бандюков».

И однажды случилось так, что художнику сообщили по телефону неприятную новость. Он до того расстроился, что, «выпив остатки вчерашней водки», «выбежал на крыльцо и заорал: «Граждане бандиты, кто из вас купит за три бутылки водки картину с бабой голой?» Те потянулись было к кобурам. Но один из них передумал. И заплатил за полотно назначенную цену. «Потом, — пишет художник, — сильно протрезвев, я давал объявления в газету «Из рук в руки»: «Верни шедевру! За деньги!» Нет. Не откликнулся… Потом летел я, раненный в голову, самолетом в Москву на презентацию моей книжки. И что думаете? Соседом оказался тот самый бандит. Он меня тоже узнал, несмотря на перевязанную голову. Поил меня всю дорогу отличным коньяком, говорил, что ему докладывали о моих объявлениях. Но он неизменно отвечал: «Х…юшки! Пусть висит там, где висит!»

Прелести Зульфии

Автор признается, что вошедшая в альбом «Зульфия и колхозник» — одна из самых «звездных» работ художника — была написана по мотивам нижней части проданного за водку полотна. «Только баба к тому времени крепко посинела», — отмечает Владимир Иванович.

Колоритная восточная красавица Зульфия, иссине-фиолетовая, как индийская небожительница, разлеглась на бахче, поперек холста. Она безмятежно дремлет. А нечаянно появившийся рядом колхозник заворожено смотрит на ее обнаженные прелести.

— Шел дед, и вдруг такое увидел, — смеется Владимир Иванович. — Был такой случай на самом деле. Мы вместе шли с ним, разговаривали. Заходим в виноградную грядку. А там обнаженная женщина: загорала, видимо, и уснула. Ну, мы постояли. Опа! Развернулись и ушли. И появилась эта картина. Тут может быть куча разных интерпретаций. Чем больше планов, тем интереснее. Однозначные картины — это или тупость, или иллюстрация. Я мыслю пластически, цветом. Можно сказать, что синяя красавица — это, например, река. А для дехканина вода — очень важно.

Кочевник

— Переезжая из России в Таджикистан и обратно, вы не думали о том, что пора бы сменить попутки на более надежный транспорт?

— Меня часто спрашивают: «Как ты рискуешь? Люди ведь злые». Я отвечаю однозначно: «Все злое проезжает мимо, а доброе останавливается». Потому что зачем злому человеку, корыстолюбцу, брать попутчика бесплатно? Он ведь ищет выгоды. А если человек агрессивный, то это чувствуется. Я к такому никогда не сяду. Да и какой у него может быть ко мне интерес? Если бы я был красивой девушкой, еще понятно. А так зачем  седобородого старика брать? Для меня автостоп — это всегда только положительный опыт.

— А привлекает ли вас что-нибудь в Казахстане, пока вы едите по нашим степям?

— Да, много чего. Я же наполовину казах. Отец у меня казах, мать русская. Фамилия такая, потому что отец еще до революции потерял родителей. Его усыновили русские люди. Но я чувствую, что казахские степи — это родина моих предков. В детстве даже снились сны: юрты, кони. Хотя я никогда ничего такого не видел. То есть какие-то мистические вещи. Есть много размышлений. На этот раз я довольно долго добирался до Караганды. Вчера утром на фуре выехали из Петропавловска, только сегодня ночью были в городе. Ехали долго, потому что везде объезды, ремонтируют дороги, еле-еле машины идут. В пути я собираю материал для будущих картин. А может, я не соберу ничего. Еду не ради этого. А потому что я бродяга по натуре.

— Кочевник?

— Да. Я всегда в разных городах живу: то в Тюмени, то во Владимире, то в Душанбе, то в Москве, то в Питере. Мне все говорят: «Куда ты поперся? Ты подвергаешь опасности свою жизнь, тратишь время, которое можно было бы провести в мастерской. Можно было бы писать натюрмортики и продавать их». Но я этого не делаю. Сажусь и уезжаю неизвестно куда. А может, на этот раз я не доеду до Душанбе. Чем мне нравится автостоп: захотел — свернул налево или направо. И с меня за это никто не спросит. Я не могу иначе. Это моя жизнь. Если долго сижу на одном месте, мне становится плохо. Я выхожу на трассу и уезжаю. Это просто.

NV.KZ благодарит Руслана Телегина за помощь в организации интервью.