Житель Темиртау превратил свою квартиру в музей

Александр Литвинов превратил свою двухкомнатную квартиру в компактный музей. Александр живет в Темиртау на девятом этаже обычной высотки. Его жилплощадь кажется чрезвычайно тесной. Но не от недостатка квадратных метров, а от того, что хозяин натащил туда множество интересных вещиц. Он художник, который никак не может совладать со своей настоятельной потребностью запечатлевать и развешивать по стенам.

…Заурядный подъезд с бьющими в нос кошачьими запахами, заколоченный лифт, бесконечные лестничные пролеты и тусклый день за грязными окнами навевают привычную тоску. Но вот Александр открывает дверь, и настроение мгновенно улучшается.

На двери прибита табличка «Локомотивный вагоноремонтный завод. Великие Луки», явно содранная с крыльца того самого завода. «На таких вот предприятиях со скромными названиями у нас когда-то выпускали танки!» — радуется Александр, приветствуя гостей. «А может, вам чаю?» — предлагает он, убегая на кухню. Однако до плюшек дело так и не доходит. Разговор о творческих планах художника, который сейчас как раз готовится к персональной выставке, плавно перетекает в экскурсию и теряется в скоплении артефактов.

Жалко выбросить

В квартире хранится полсотни картин. Большинство полотен просто сложены вдоль стен, образуя нагромождения до потолка. Так что для маневров остаются лишь узкие проходы. Но это еще не все. Каждый сантиметр свободного пространства художник превратил в занимательную экспозицию. Тут и гигантское деревянное колесо, и королевский трон, и карнавальная маска. А также ряды бубенцов, рынд, сабель, китайских вееров и причудливых форм бутылок с водой из разных озер. Колющие и режущие экспонаты в основном намертво прибиты к стенам. Хозяин объясняет, что это сделано ради безопасности то и дело заглядывающих к нему приятелей, которым, в особенности по праздникам, сложно бороться с самурайскими позывами.

Всех новичков хозяин приглашает расписываться на шкафу, где уже с трудом можно найти чистое место. Судя по всему, художник любит устраивать у себя посиделки. Кстати, во время нашего визита у него тоже гостил друг, который на протяжении всего интервью скептически хмурился, как человек, которого уже ничем не удивишь. Мы же только и успевали переводить взгляд с одного экспоната на другой. Александр пояснял, что бывает несказанно рад посетителям и особенно радуется, когда эти самые посетители приходят с чем-нибудь эдаким — с какой-нибудь безделкой, которую жалко выбросить.

— Друзья приносят мне все, что не нужно. А я коллекционирую. Внук мне говорит: «Деда, пойдем к нам жить!» Я удивляюсь — они ведь все ютятся в одной комнате. А ребенок объясняет: «У нас места больше». Вот так. Тех, кто собирает марки, называют филателистами, тех, кто собирает монеты, называют нумизматами. А для людей, которые собирают все подряд, есть свое определение. Я мшелоимец. Знаете про таких?

Художника ничуть не смущает, что мшелоимец — слово с ругательным оттенком. Им упрекают монахов, которые, будучи не в силах отказать себе в маленьких радостях, держат в кельях лишние вещи. Но в случае с Литвиновым об излишествах говорить не приходится. Повар назвал бы его свисающее изо всех углов изобилие обжорством, врач — недержанием, а психолог, возможно, агрессивной сублимацией.

Радует, однако, что все предметы содержаться в идеальном порядке, все заботливо расставлено по своим местам. Ни пыли, ни паутины не наблюдается. Слышно, как за стенами ругаются соседи, орут дети. А в кабинете редкостей Литвинова особая атмосфера тишины, самостийной педантичности. Хозяин не обращает внимания на крики за стеной. Включив погромче «Пинк-флойд», он водит нас от стены к стене и с детским азартом рассказывает о своих сокровищах.

Древности

— Вот древний горшок. По орнаменту можно определить, что это андроновская культура. На Нуре недалеко отсюда есть одно место. Там была у древних людей стоянка в 11-8 веках до нашей эры. Там полно всего. Степь засыпана всеми этими вещами. А вот настоящий каменный топор. Есть у меня еще всякие зерновые терки в ящиках. Такие вещи я обожаю! А вот мой любимый телефон с буквами на пластмассовом диске. Лучше всего именно по нему было слышно. Когда раньше из Германии звонили, все про это знали. А вот угольный утюг, счетные машинки, дешевые советские скульптурки, которые сейчас все на помойку полетели… И мои полетят когда-нибудь…

— А что делает рядом с утюгами и телефонами этот пьющий субъект с чертями из белой горячки?

— Это не пьющий субъект. Тут на картине я изобразил Квазимодо, который разговаривает с горгульями на крыше собора Парижской Богоматери. Ну и что с того, что на его майке написано «Puma». Я же не могу его нарисовать в одежде тех времен, я тогда не жил!

Влюбленный горбун напоминает о романтике Виктора Гюго. Черепаший панцирь

свидетельствует о том, что скелет может располагаться не только внутри, но и снаружи. А губчатый плод люфы — о том, что мочалки растут на дереве.

Словно одержимый, Александр Литвинов пытается уместить в свою квартирку всю человеческую культуру. Создается впечатление, что в двух комнатах, кухне, туалете и ванной можно обнаружить редкость на любую тему, свидетельство о каждом историческом факте, о каждой идее. Если же у хозяина нет нужного образца, он его рисует.

Кузькина мать

Уже набралась целая подборка работ по геометрии: фигуры, которые можно реалистично нарисовать, но нельзя по рисунку сделать. Есть отдельная лексическая папка. Так, Литвинов где-то откопал, что в выражении «пришел каюк» слово Каюк — это имя собственное. Что северные народы так кличут бога вымирания. Конечно же, художник не преминул изобразить Каюка в виде алтайского шамана, растрепанного, жуткого, черного.

Есть отдельная папка исторических символов. Например, гигантский мухомор с ботинком на шляпке отсылает к Никите Хрущеву, который полвека назад «взорвал» на Новой Земле «Кузькину мать». Сексапильная кукуруза — к китайскому перенаселению.

— Постоянно Китай сотрясал голод, — комментирует художник. — А население-то ого-го! И когда завезли кукурузу с ее огромной урожайностью, китайцы начали кушать и еще сильнее плодиться. …А вот, посмотрите, — художник показывает картинку с амбарным замком. — Видите, какой у меня ключик нарисован? Он же должен вниз висеть на гвоздике. Но он висит вверх — к замочной скважине тянется. Это называется «Эффект девятого дня». Тут я имею в виду закономерность, которую выявили психологи: если молодые ругаются друг с другом и расстаются, то условно через девять дней начинается обратное влечение.

— У вас не голова, а компьютер.

— Просто надо найти то место, где он грибы собирает, — усмехается друг художника.

— Да не ем я грибы! Почти, — смеется Литвинов.

— Что бы вы делали, если бы не могли рисовать?

— Наверное, сошел бы с ума. Неловко, конечно, сравнивать. Но обычно у древних философов была незавидная судьба. Их камнями забивали. А когда спрашивали, почему же они все-таки оставались философами, они отвечали, что по-другому просто не могут. Так и я. Мои картины — это выхлоп. Чем отличаются художники от простых людей?

— Тем, что шизофреников лечат, а этих — нет, — насупившись, замечает друг.

— Только тем, что художник может кое-что воспроизвести!

The Wall

— А как вы вообще стали художником? Говорят, раньше вы были тяжелоатлетом?

— Было такое. Но недолго. Я немного застрял на штанге. Кандидат в мастера спорта. А вообще, кем я только не был. И электриком, и строителем, и покрасчиком, и дизайнером. Но по жизни я художник. В советское время мы собирались в изостудии. Нас курировал заслуженный художник Казахстана Саркис Саносян. Приезжал к нам из Караганды. Его я считаю своим учителем. Это крепкий советский живописец, очень авторитетный, статусный. Но что он мог тогда писать? Советскую пропаганду. Промышленные пейзажи. А нам-то что? С нас какой спрос? Мы по сравнению с ним как дворовая пацанва. Что хочешь, то и рисуй, только не порнографию, конечно. Помните, в 1986 году при взлете взорвался американский космический корабль? Прямо на глазах у всех, только взлетел — и взорвался. Я взял и все это изобразил. Там у меня были нарисованы иконы в гротах и люди в ужасе. Саносян приехал, я ему, конечно, показал. Он посмотрел и сказал: «Вот ему можно так, мне — нельзя». Меня так эта похвала вдохновила! Так приятно было, будто на грудь медаль повесили.

— А что вы собираетесь показывать на своей персональной выставке? 

— Все, что связано с архитектурой, со стенами. Ведь что такое архитектура? Это представление человека о собственной природе. Все это обычно бывает очень искусственное. Вот мы и городим. Выставка будет называться «Стена». Потому что мне очень нравится фильм «The Wall» в частности и «Пинк Флойд» в целом. То есть тут имеется в виду не та стена, которая вокруг нас, а скорее всего, психологическая стена. Человек понастроил стен — сначала для того чтобы согреться, от природы отделиться. А теперь, чтобы отделиться друг от друга. Я, по-моему, даже ни разу не видел своего соседа через стену…

Пусть не видел, зато явственно слышал. Панельные стены почти не скрадывают монолог мужчины на повышенных тонах. Сосед из смежной квартиры явно недоволен жизнью в той же степени, что и художник-коллекционер…

Тем временем, взглянув на часы, мы обнаруживаем, что слишком задержались в его мини-музее. Пора и честь знать.

…Уже на лестничной площадке Александр Литвинов весело кричит нам вслед:

«Давайте, ребята! Приходите еще. Поболтаем о рифмоплетстве. Мне есть что вам почитать!»