Карагандинка Мария Медведева, в канун великого праздника Дня Победы, поделилась с корреспондентом NV.Kz воспоминаниями о страшных годах войны.

Когда началась война Марии Трофимовне было 5 лет. Тогда она проживала в России, в Саратовской области, селе Алексеевка.

— Я хорошо помню, когда началась война. Голод был страшный. Молодых парней вылавливали и тащили в сельсовет… Каждую ночь мама завернет нас во все, что было. И мы прячемся, глядим. В небе гоняют самолеты: то тут громыхают, то там. Было очень страшно. Куда бежать, если немцы зайдут? Шли люди, солдаты. Кто в форме, кто без. Пешком шли, когда их призывали на фронт. Я думаю, их просто не на чем было везти, — рассказывает Мария Медведева.

Мария Трофимовна хорошо запомнила одну картину:

— Идем с мамой по улице. Бабы сидели, на завалинке. Мужики в доме пели песню: «Галя, Галя молодая. Подманули Галю, забрали с собою». Женщины плачут. А я думаю – чего плачут-то, из-за Гали? Я не понимала, что они провожают мужей на войну. И отца моего тогда забрали – всех подчистую забирали.

Солдаты приходили побитыми, ранеными. Один без руки, другой без ноги.

— Отец мой пришел – у него половинка ягодицы свернута была. Женщины, молодые девчата – воевали. Одна без руки пришла, — вспоминает Мария Трофимовна. — А похорон сколько было! И все время хотелось есть. Я на это все насмотрелась, и еще ребенком дала себе клятву: никогда ни с кем не ругаться и никогда не брать чужое.

У Марии Медведевой было три брата и одна сестра. В детстве им приходилось работать наравне со взрослыми. Да и игры у ребятишек были далеко не детские.

— Мы все спали на печке, — говорит карагандинка. — Мама, двое братишек, мы с сестрой. Большая печка была. Мама утром вставала и что-то варила. Целый день она пекла хлеб. И мы выйдем во двор, сядем где-то в уголочек. А солдаты ходят, у них какие-то учения. Один говорит: «так, дурака не валяйте. Вот вам шомпол – нужно оружие почистить». И мы давай начищать, да с таким энтузиазмом. Но, патронов не было! Вот таким образом мы все успевали попробовать. Лежали на печке и наблюдали за солдатами. Они садятся на пол, на солому, трапезничать. Делят мясо. И кричат: «кому кости, кому печень». Нам иногда тоже перепадало. Я уже не помню, чем нас кормили.

Нас было пятеро детей. Мама, молодая еще, крутится. Колхоз заставлял всех женщин, чтобы они пекли хлеб и кормили солдат. И мама их кормила. Я хорошо помню: солдаты садились за стол, у каждого был алюминиевый  котелок, ложка. А потом один лейтенант, видимо так хотел отблагодарить маму, и всучил ей скатку. Там были полотенца, подштаники, белые рубахи. При бедноте это все пригодилось. Еще солдаты давали байковые одеяла. Некоторые женщины потом перешивали из них штаны.

Во время войны ничего не было. Керосин для ламп давали порциями. Спичек не было. Чем эти лампы зажигать? У нас в селе был магнитон. Там била искра. Подносишь вату на керосине или бензине – и скорее в печку. И пять женщин стоят, ждут, когда у нас там все разгорится. Я думаю, как же мирно мы жили между собой. Вот так мы добывали огонь.

Мы, дети, помогали взрослым. Женщины работали допоздна. Мы пригоняли вечером стадо овец. У нас были и ягнятки, но мы их не пасли, а только кидали им траву. Ловили каждую овцу по очереди, пригоняли к матери. Она их доила. Вы думаете, эти овцы нам поддавались? Мы хватали их за шею, и через забор. Потом руки, тело – грязное. Далее, это молоко потом поступало на завод неподалеку. И так получалась брынза высокого качества. Она шла на фронт.

Обычно мы оставались дома одни. Взрослые в основном работали на поле. Когда начиналась жатка, привозили солому. Мы ее крутили в вязну и складывали. За день нужно было воз соломы перекрутить.

В 1944-м году у Марии Трофимовны умерла мама. Пятеро детей остались одни — трое мальчиков и две девочки. И вот сельсовет решил отправить детей в детдом.

— Нам с сестрой по 8 лет. За нами некому ухаживать. Старшему брату 17 лет, его должны были взять на фронт. Но он-то с нами.  Узнал, что нас хотят забрать. В один день видит, к нашему дому подъехал «черный ворон». Мы лежим на печке. Средний брат взял двухстволку, видимо военные у нас оставили. Нам с сестрой дал по бритве, и сказал, что если тетя будет лезть – нужно резать нос. И тут в дом заходят мужчина и женщина. И говорят: «девочки, слезайте. Вот вам платьица, красивые, в горошек». И я думаю: хоть нам и по 8 лет, но нас не обманешь. И тут, мужчина, стоящий рядом, восклицает: «хватайте уже этих волчат!». Брат засовывает патроны в двухстволку и говорит: «только подойди — выстрелю»…и дальше матом. Умели говорить.

Дальше, вся комиссия вышла из дома. Сели на черный ворон, и уехали. Так нас брат спас от детдома. Потом нас спрятали у бабушки. Никто нас не выдал.

Мария Трофимовна хорошо помнит тот день, когда объявили победу. Воспоминания вызывают слезы.

— Вышла одна тетка, привязала к рогатке красную рубаху, идет и кричит: «Бабы! Победа!». Все плачут, а я смотрю на них и удивляюсь. Победа – это же очень хорошо. Почему же все плачут?