«Казахфильм» снял фильм по «карагандинскому» сценарию

Ербол Жумагулов: «Тут мозгами шевелить надо»

На «Казахфильме» закончились съемки фильма «Книга», сценарий к которому создавался в Караганде. Молодой амбициозный режиссер Ербол Жумагулов делал свою первую картину с прицелом на международные фестивали. В его психологической мелодраме на фоне современного Алматы и близлежащих аулов разворачивается история о вечных ценностях. Рассказывается о метаниях высокооплачиваемого копирайтера Онгара, который однажды, вместо того, чтобы поспешить на работу и заработать на очередном сомнительном проекте, начал копаться в себе. Обнаружив под своей креативной рубашкой и толстым бумажником нечто вроде совести, герой вдруг понял, что делать деньги на рекламе спиртного, табака и антидепрессантов – это плохо, а верить в Бога – хорошо.

Онгар (кстати, имя героя переводится как «налаживай, выправляй») искренне пытается исправиться. Поругавшись с партнером по бизнесу, он отправляется в аул вместе с Зиной. Но там не находит понимания ни у муллы, ни у местного фанатика…

Вообще-то, изначально предполагалось, что фильм будет вольной экранизацией повести Льва Толстого «Отец Сергий». По крайней мере, так Ербол описывал свой замысел в прошлом году, когда, укрывшись от шумного Алматы у своих карагандинских друзей, сочинял сценарий. Теперь же выясняется, что от классика русской литературы автор решил отказаться вовсе.

Дружба народов

О том, как трансформировался сценарий и как проходили съемки, режиссер рассказал в интервью «Новому Вестнику».

— Почему на главную и единственную женскую роль выбрали именно Юлию Зимину? (Зимина — ведущая программы «Доброе утро» на «Первом канале», цыганка Кармелита в одноименной мыльной опере).

— Я мельком видел «Кармелиту». Моя жена кусками смотрела этот сериал. Я обратил внимание на красивую девушку. И меня убедила ее игра. Подумал: надо же, сериал, а убеждает. А потом когда мы искали актрису, она мне в голову пришла. Ассистент по актерам вытащил из интернета ее данные. Мы посмотрели: ну, точно Зина. Я ее без проб утвердил. Юля вела себя как большой профессионал. Хорошо поработали, никаких эксцессов. Она жила, как и все, в ауле. Она же из Саратова, причем, из области. А Саратов – это же «Сары тау»! То есть представление о казахах у нее было. Другое дело, что, приехав сюда, некоторые вещи, касающиеся дружбы народов и веры, Юля переосмыслила. По крайней мере, она мне так сказала. И сыграла она великолепно. Я вообще удивляюсь, почему это был ее дебют в большом кино.

— Говорят, Зимина даже заявила, что, знай она вас раньше, вообще, бесплатно бы сыграла.

— Нет, ну, это слова! Она так сказала нашему второму режиссеру Марату Ибраеву, классику казахского кино. Но под словом «бесплатно», я думаю, имелась в виду совсем другая цифра. Имелась в виду ее не очень дешевая стоимость. Наверное, это был для нас комплимент, означающий, что 50 процентов она бы уж точно скинула.

— То есть согласилась бы сыграть за десять тысяч долларов?

— Она на большие уступки пошла в финансовом плане, также как и исполнитель главной роли Берик Айтжанов (один из самых востребованных казахстанских актеров, его последние работы были в фильмах «Мын бала», «Возвращение в А», «Ликвидатор», – авт.). Потому что картина у нас не очень богатая. Никто много денег не заработал.

— Правда, что было мало пленки, и приходилось работать с одного дубля.

— Пленки было 17 тысяч метров. На наш материал этого не хватило. Даже с учетом того, что я действительно все снял практически все с одного дубля. Да, были эксцессы, было восемь дублей, когда мы снимали автомобильную пробку, но весь основной материал снимал с одного дубля. И все равно не хватило. Мы попросили дополнительно три тысячи метров и уже с ними все добили.

Пробка

— Что за пробка?

— По сценарию герой встает с бодуна и торопится на работу. Там совещание, а он стоит в пробке. Камера медленно поднимается от его машины вверх и разворачивается на 180 градусов, а там купола: он застрял возле мечети. Это такой узловой момент, когда вдруг все уже случилось, Онгар все понял, но на работе этого еще не знают. И вот начинается весь замес. …Мы снимали с крана, сверху. Тут очень помог наш Марат Ибраев. При том, что он хромой, что ему уже 58 лет, он организовывал всю эту пробку. Две полосы – это были наши машины, а еще две – реальные люди, которые торопились куда-то в обеденное время. И тут он со своим костылем вышел на перекресток, перед машинами встал. И мы отсняли восемь дублей каждый по полторы минуты. Можешь себе представить? А ведь еще к каждому дублю надо готовиться, выстраивать. И вот на Марата орут водители, гаишники. А он кричит в ответ: «В кино нет слова «нет»!». И тут же нам кричит: «Готовы? Поехали!».

— Его там не арестовали? — Нет. Да что там! Нас в мечети люди проклинали, когда мы кран внутрь затащили. На время молитвы мы уходили, потом продолжали.

— Без проблем в мечеть запустили?

— Да, конечно. Более того, они прочитали сценарий. Им понравилось. Сказали: «Нет никаких канонических расхождений, исламу не противоречит. Это кино. Если мы какие-то критические вещи будем запрещать, вы все равно по-своему сделаете. Что толку?» Я сказал: «Окей, спасибо». Только в одном месте нас поправили. У меня была чисто техническая ошибка. Герой сидит на переднем плане: намаз читает. А на заднем открытое окно и купол мечети: там в это время идет азан – призыв к молитве. И мне подсказали, что так не может быть: герой не может раньше других читать намаз. Тут они свою лепту внесли. А в остальном никаких правок: ну, ворует мулла люстру и ладно, люди разные бывают.

Люстра

Люстра возникает, когда Онгар в поисках Бога и себя приходит в аульную мечеть. А там мулла вместо того, чтобы приступать к молитве, расхваливает акима за то, что тот подарил мечети новый осветительный прибор. Не выдержав, Онгар раздраженно кричит богослову: «Уакыт!» («Время!»).

— Получается, что ваш служитель культа — отрицательный персонаж.

— Ну да. А что вы хотели, чтобы я снял кино, в котором будет чувак ходить и назидательно глаголить: «Ислам – это религия мира», и где все имамы будут красавчики? Нет! Жизнь другая. Надо правду показывать.

— Неужели нет ни одного положительного имама?

— Есть один, я его чуть не вырезал. У нас первый хронометраж отснятого материала был на 3 часа 45 минут. А сейчас у меня на столе лежит час 45.

— Есть мнение, что ваш фильм по большому счету об исламе.

— О вере. Там не только ислам. Друг Онгара Яков – еврей. Там речь о толерантности. О том, насколько ислам может быть толерантным, прогрессивным и конструктивным. Потому что настоящий ислам – тот, который делает казаха еще большим казахом, русского – еще больше русским. А не тот унифицирующий, который всех нас делает непонятно кем в одинаковых хиджабах.

Прокурор

— За время съемок фильма вы почувствовали какие-то перемены в себе?

— Конечно. Детство уже кончилось. Раньше какие-то вещи можно было списать на собственную уникальность. Отложить ручку и сказать: потом допишу. А тут – нет. Все уже — деньги в трубу летят. Надо вставать и идти в два-три часа ночи. А потом в конце, когда ты уже отснял весь город и половину аула, может произойти какая-нибудь херня, которая весь твой фильм ставит под срыв. И ты понимаешь, что кино дает более материальное представление о Боге. Даже иногда страшно становится, насколько Он близок. Каждый съемочный день что-нибудь такое происходило.

— Например?

— Природа над нами смилостивилась. Была такая фигня: мы приехали в аул как раз когда шли недельные дожди. Все планы смывало в буквальном смысле. А там есть примета, которая называется «ак жауын» – белый ливень. Столетиями если в пятницу пасмурно, то всю неделю идет дождь. Вот там каждую пятницу как раз и были дожди. Однако остальную неделю несмотря на все эти природные традиции светило солнце. А еще много человеческих подвигов было. Марат Ибраев два месяца жизни отдал, чтобы выбить для нас помещение, где мы снимали квартиру главного героя. Там других вариантов просто не было. Окно должно было выходить прямо на мечеть. А на «Саяхате» (район автовокзала в Алматы, — авт.) стоит только одна высотка в двухстах метрах от мечети, остальные – пятиэтажки, с которых просто глупо было снимать. Поэтому я не хотел ничего, кроме старого офисного здания, в котором два последних этажа находятся под арестом. Там наверх вода не поднимается. Поэтому пожарные запретили деятельность разворачивать. И наш второй режиссер ради кино, ради того, чтобы получить разрешение снять арест на 12 дней, два месяца ходил по инстанциям. Городской суд, акимат, МЧС — представляешь, как его футболили? В итоге он пришел к прокурору. И говорит: «Слушай меня, полковник, ты умрешь и я умру. И все мы придем к Богу, а там твои погоны никому не нужны». Прокурор подумал-подумал и подписал нужную бумагу. И мы получили то, что хотели. Там с десятого этажа мечеть как на ладони, а сзади горы, и красота, и перспектива, а слева Коктобе и шпиль телебашни торчит. Больше ниоткуда такой панорамы нет! Мы сделали ремонт и обставили эту квартиру с нуля, как хотели, и хозяева нас не долбили. Все классно произошло.

Деньги

— Год назад вы рассказывали, что герой картины в итоге откроет другое рекламное агентство, которое будет продвигать исключительно положительные и полезные продукты. Вы и сами хотели открыть такое агентство. Сбылись ли планы?

— Да. Герой открыл. И у меня есть творческая мастерская. Все нормально. Другое дело, что сейчас нет возможности заниматься мастерской. Кино отнимает много времени. И деньги надо зарабатывать. Поэтому я активно ищу работу.

— Работу?

— Да, конечно. А кто меня кормить будет? Или вы думаете, «Казахфильм» меня баблом завалил? Дали всего один миллион долларов, который я потратил на искусство. Ни машины, ни квартиры не купил, поверьте. Моими финансами и производством занималась самая честная кинокомпания в стране.

— Еще совсем недавно ради кино вы бросили журналистику. Как теперь видите свое будущее?

— Не знаю, посмотрю на судьбу фильма. Доделаю его в марте и пущу в свободное плавание. Если премьера будет на престижных фестивалях, то у меня будут все основания, чтобы и дальше заниматься кино. Посмотрим, идеи и предложения есть. Другое дело, имею ли я моральное право на финансирование. Ведь, по сути, самый большой выхлоп — это и есть фестивали. Это значит, мы можем утвердить себя на мировой арене как нация состоятельная с точки зрения интеллекта. Кино – это не штанги поднимать. Тут мозгами шевелить надо. Надо удивить людей, которые уже ничему не удивляются. Тысячи фильмов приходит на Каннский кинофестиваль, из них только 20 попадает в финал. Это и есть победа, а статуэтки всего лишь – лотерея.